Знаю, что мерю жизнь свою праздниками. Да, пожалуй, я живу православным календарем. Зимой жду Рождества, весной – Пасхи, летом – Преображения, осенью любуюсь природой – Покров Пресвятой Богородицы. Оттого мирное, спокойное течение имеет моя одинокая жизнь.

Сегодня Церковь праздновала Преображение Господне. Я вернулся после службы и, хрустя яблоком, думал, как же тебе ответить. Ну а если серьезно, ты знаешь, во время праздника, особенно во время службы, я чувствую, что в мире что-то происходит в грандиозных, непостижимых масштабах. Но что происходит там, в духовном мире, нам не дано видеть. Но ведь родом мы оттуда из этого незримого, непостижимого мира. После праздничного богослужения я решил пойти домой пешком. Я шел и думал, что, может, мне не удалось и в этот раз почувствовать вполне суть чуда Преображения Господня. Не удалось почувствовать, что, истинно, Царство Небесное отверзается в этот день? Не знаю… Но, как в той песне, мне остается «радость, что все в надежных руках». Так наш БГ это назвал.

Помнишь ли ты наш разговор о Преображении? Вечер перед экзаменом. Мы читаем Пастернака. После ряда комических декламаций мы таки впечатлились одним стихотворением – «Август»:

Вышли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил. Что сегодня
Шестое августа по-старому,
Преображение Господне.

Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры.

И вот еще момент к Преображению:
«Прощай, лазурь Преображенская,
И золото второго Спаса.
Смягчи последней лаской женскою
Мне горечь рокового часа…

А это мне просто очень нравится:

Прощай, размах крыла расправленный,
Полета вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство».

Помнишь, как, принимая серьезный вид, с характерной филологической интонацией мы высказывали свое первое впечатление, произнося все так, словно ставя диагноз: «Да, не смотря на четко заявленную трагичность бытия в восприятии лирического героя, это стихотворение можно отнести к самым светлым в его творчестве».

Теперь не могу согласиться с тем, что оно столь светлое, но свет Христов мы почувствовали в чьем-то внезапном «просветлении» — а ведь сегодня Преображение Господне! В сердечной муке и тоске по Божественному свету лирического героя. В том, что сам герой погружен в атмосферу леса, и, мне кажется, она близка к храмовому пространству, каким его ощущает человек входящий в него с какой-то болью…
В конце настроение усиливается, сменяется.

В то же время чувства, обретенные лирическим героем во сне, претендуют на большую «достоверность нежели описание реального мира в первой части стихотворения. Первой части свойственна своеобразная «картинность», «художественность»: «косая полоса шафрановая» под кистью мастера легла «от занавеси до дивана», «жаркой охрой» мастер (Солнце или Сам Мастер?) покрыл предметы вокруг…
Прекрасное стихотворение, хотя есть в нем что-то от кипящего страстью сердца, того, от чего и ум и сердце мои уже устали и не воспринимают больше как нечто важное и серьезное на всем отрезке жизни.

Оставлю всяческие элементы анализа и вернусь к главному в моем письме к Преображению. Но если тебе эти элементы покажутся интересными, то ты сам продолжишь «раскопки» слова или даже Слова.

О чем теперь могу размышлять, так том, почему моему сердцу более не дорог чей-то тонкий, нежный профиль, и белый лист теперь украсят вербная веточка, зеленая березовая ветвь. Пасхальные расписные яйца входят в композицию натюрморта, и конечно, сегодня я составлю новый натюрморт – с яблоками. И сколько в нем будет радости настоящей, детской радости, будто ни о чем и обо всем, конечно же, радости о Боге.

Помнишь, как на лекциях наш любимый преподаватель говорил нам о том, что русский народ опоэтизировал быт. Тогда мы усвоили это на уровне курса литературы, другое дело, когда это знание перешло в новое качество, потому что ты стал жить этими праздниками и теперь по-иному видишь мир Шмелева в «Лете Господнем». Открываю главу «Яблочный Спас» и читаю тебе тепло русского сердца: «Преображение Господне… ласковый, тихий свет от него в душе – доныне. Должно быть, от утреннего сада, светлого голубого неба, от ворохов соломы, от яблочков грушовки, хоронящихся в зелени, в которой уже желтеют отдельные листочки,— зелено-золотистый, мягкий. Ясный голубоватый день, не жарко, август».

И хотя за моим окном сейчас – рев машин, и нет ни сада, ни соломы, ни плодов грушовки, но я знаю, на чем Вечность оставила свои опознавательные знаки. И, живя от праздника до праздника, я ощутил, каким утешением нам могут служить эти простые, самые русские знаки Вечности. Сколько в этих традициях украшения храма вербой ли, березой, освящении хлеба и яиц, меда, яблок, орехов, сколько в этом восхищения миром Божьим. Это признание русским человеком творения Господа, как самого прекрасного, благодарность Ему за великолепие природы, которым он нас окружил. Так Православная Русь укрепляла гармонию между миром духовным и бытом, миром земным, с коим теперь нам так сложно примириться…

Вдохновение мое иссякает, и взамен появляется чувство, что описать радости моего сердца так и не получилось. Прости, дружище, что мог описать – описал, что не смог – не дано. Но прозревай через строки, что перед твоими глазами, и все остальное. Возможно, очень скоро все в моей жизни изменится.

А ведь Преображение, Яблочный спас – это последний всплеск лета, та граница, после которой постепенно наступает осень. Поэтому возрадуйся, друг студенческих дней моих, любимое время года уже идет к нам!

С любовью о Господе

Твой друг
бесславный филолог N.

P.S.
Не знаю, насколько тебе удалось восстановить свою библиотеку после переезда, поэтому привожу ниже «Август» Бориса Пастернака.

АВГУСТ

Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.

Оно покрыло жаркой охрою
Соседний лес, дома поселка,
Мою постель, подушку мокрую
И край стены за книжной полкой.

Я вспомнил, по какому поводу
Слегка увлажнена подушка.
Мне снилось, что ко мне на проводы
Шли по лесу вы друг за дружкой.

Вы шли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил. Что сегодня
Шестое августа по-старому,
Преображение Господне.

Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры.

И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,
Нагой, трепещущий ольшаник
В имбирно-красный лес кладбищенский,
Горевший, как печатный пряник.

В лесу казенной землемершею
Стояла смерть среди погоста,
Смотря в лицо мое умершее,
Чтоб вырыть яму мне по росту.

Был всеми ощутим физически
Спокойный голос чей-то рядом.
То прежний голос мой провидческий
Звучал, не тронутый распадом.

«Прощай, лазурь Преображенская,
И золото второго Спаса.
Смягчи последней лаской женскою
Мне горечь рокового часа.

Прощайте, годы безвременщины!
Простимся, бездне унижений
Бросающая вызов женщина!
Я – поле твоего сраженья.

Прощай, размах крыла расправленный,
Полета вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство».

1953

Источник: «Наша Камчатка»